Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

The Normal Heart

Тут даже говорить не о чем, как сильно меня поразил этот фильм. Немного пошлый, извращенный, но глубоко туда фильм не уходит. Ожидается драма, ожидается горе и ангст, но как... чудесно это сыграно. Мне до последнего не верилось, что так может произойти. И ярость, гнев, агрессия главного героя еще как ясна. Я не фанат таких фильмов, тем более отношусь к ним со здравым недоверием. Слишком мало хороших фильмов про гомосексуализм. Что ж, я нашел один такой. Причем случайно.

@темы: Ккино

---

День седьмой.
Хватит яоя уже хд Канонный гет


День четвертый.
Они прекрасны

@темы: флэшмоб

---

Ни дня без...

День шестой...
Я все еще не могу отойти от этого пейринга


День Третий.
Тут он с Тсубасой

@темы: флэшмоб

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ни дня без...

День пятый.
Это...просто "Гарии Поттер и яой"



День второй.
Ватануки и дым

@темы: флэшмоб

---

Ни дня без...

Все, я полноценно вернулся!

День четвертый. ШАПОЧКА РОНА!


День второй. Ватануки. Европейский наряд ему идет точно так же, как и все другие)

@темы: флэшмоб

---

Ни дня без...

А тем временем Рон Уизли продолжает удивлять...

День третий


А от  ~[Tsukiko]~ мне достался Ватануки
А вот с ним день первый)

@темы: флэшмоб

---

Комп сломался. Жизнь - боль.

---

Сидишь, случайно наткнулся на сценку, а тут видишь знакомое лицо и... Чет это неожиданно Дино, который Lam Leto

@темы: Ролевые, Реборн, Видео

---

Ни дня без...

Что я нашел
День второй.

@темы: флэшмоб

---

Название: Саван лживого вина
Автор:  Oz Vessalius
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Синбад / Джафар
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: О вине и лживости королей
Примечание/Предупреждения: ООС

Одежда – важная часть внешности. Она в первую очередь заставляет свое внимание на себя, а уже затем на остальные черты человека. Отчасти и первое впечатление зависит от того, какая одежда одета на человеке. Сама личность утопает или в дорогом шелке и бархате, или выпирает из-под простого хлопка, проеденного местами молью. Одежда – знак принадлежности к тому или иному сословию. Как и доспехи на воине – сразу определяет его статус и ранг. Синбад представлял собой жалкую пародию, а не великого человека. И есть страсть к вину, только усугубляла дело.
Можно было смело утверждать, что мужчина был практически нагим. По крайне мере, Джафар ясно и четко не видел на нем никакой одежды – лишь жалкую парусину, что обивала его бедра, тем самым прикрывая самые бесстыдные части тела. В руках у Синбада был мешок и по звону, который доносился от туда, можно было предположить, что там находится все металлические сосуды джиннов. Лишь одно украшение смотрелось на всем этом маскараде нелепо – сосуд джинна.
— Что на этот раз произошло, Син?
—У меня украла одежду женщина при довольно удачной попытке соблазнения, — и Синбад обворожительно улыбнулся при этих словах.
Послышался шепот. Джафар прикрыл лицо рукой, пытаясь пережить очередное приключение своего короля. Получалось слабо, очень неубедительно. Затем он резко вздохнул, пытаясь прийти в себя.
— Отлично. Пошли, нужно переодеть тебя в более достойные тряпки, — с этими словами Джафар открыл дверь гостиницы, в которой они остановились, и пропустил вперед Синбада. Стражники и те с осторожностью посматривали на незнакомца в тряпье, но промолчали, прекрасно зная, что об этом человеке позаботятся и он – гость. Верилось с трудом даже Джафару, но это было так.
Нелепые, совершенно неподходящие статус случаи всегда любили вторгаться в тихую и размеренную жизнь короля Синдрии, полную интриг и войн. Он будто притягивал все фатальное, растворяясь в этих проблемах. Потом, словно это была всего лишь легкая игра, возвращал все на круги своя, при этом, не забывая извлечь из этого всего выгоду для себя.
Теплый свет заходящего солнца окутал комнату, которая принадлежала Синбаду, придавая ей сказочный, нереальный вид. Как ни странно, даже в таком потрепанном и неприглядном виде Синбад тут же слился с атмосферой комнаты, только войдя в нее.
Джафар достал одежду из шкафа, благословил господа, что они вообще додумались взять хоть пару вещей с собой, иначе бы Синбад ходил до утра или голый, или в одной нижней рубашке.
— Позже, я помогу тебе одеться, а затем спущусь вниз. Нужно договориться насчет ужина и ванны для тебя. А пока накинь халат, — строго наказал Джафар, попутно вытаскивая и мягкие, большие полотенца.
Тем временем Синбад уже избавился от своего скромного и нелепого одеяния. Он натянул халат на грязную, потную кожу с какой-то неописуемой радостью, словно получил конфету. Джафар же склонился в немом поклоне, а затем вышел из комнаты, намереваясь исполнить обещание и, наконец, заняться остальными делами.
Ноги шли сами, как и руки открывали двери, что-то подписывали, а Джафар на автомате с кем-то разговаривал, договаривался, платил за это звонкой монетой. Мысли же были далеко, как всегда. Он не позволил себе отвлечься от дел, но порой голова сама возвращалась к сегодняшнему приключению. Синбад непостоянен. Этот человек мог легко и непринужденно общаться с шайкой отъявленных бандитов, если те только подумают выслушать его. Он мог найти общий язык и не ударить грязь в лицом и со знатными, жадными дворянами, а порой и с королями. Солнце, что сжигает и ветер, что сносит со своего пути. Все эти улыбки и дружелюбие прячут на собой звон кинжалов, готовых вонзиться в плоть собеседника. Только была бы опасность для Синдрии – и Синбад тут же сделает нужный ход, используя все, что может найти и сочтет полезным.
Двуличный король.
Когда Джафар закончил распоряжение и убедился, что Синбад принял ванну, то и сам ушел к себе в комнату. Он не стал утруждаться ванной, а просто ополоснулся, отбросив свою одежду в сторону, оставив на себе лишь белые штаны. Эти неприятности, что шли днем за днем по пятам короля, были привычными и решаемыми, в отличие от тех, которые решал сам Синбад, когда им всем грозила опасность. Безжалостно. Несгибаемо. Уверенно Джафар посмотрел на темное отражение себя и поднял голову от таза, а затем принялся переодеваться. Порой эти качества напоминали ему о прошлой жизни асассина, но Синбад был не такой. Он убивал не ради денег, а ради того, чтобы мир жил и процветал. Жертвы всегда нужны, не зависимо от того, хочет того человек или нет. Только дети наивно верили в то, что существует возможности и шансы обойтись без смертей.
Кровать встретила его прохладой и объятием простой хлопковой простыни. Привычка, которая никак не уйдет из его жизни: спать на чем-то более жестком, неприятном. Джафар лишь потянулся задуть свечу, что была единственным источником света в его спальне, а затем весь мир погрузился во тьму. Сон пришел довольно скоро. Снов не было, лишь глубокая тьма небытия, а затем сквозь нее проник настойчивый, звонки и противный шум. Джафар не сразу понял, что проснулся и смотрит в потолок комнаты. Тьма была все так же абсолютно, да и сон не спешил уступить место реальности в сознании. Новый прилив звука, доносящийся из-за стенки справа, вновь потревожил тишину своим ужасным исполнением. Играли на гитаре, и выходило у кого-то это ужасно. Музыкант был начисто лишен слуха, а посему и таланта с возможностью когда-нибудь блистать на сцене.
Джафар довольно резко вскочил, скидывая с себя усталость вместе с простыней. Он только что понял, что все эти звуки доносились из комнаты Синбада, а эта игра грозило перебудить всех соседей. Плохое предчувствие тут же вспыхнуло и засосало где-то под ложечкой. Не долго думая и хватая первую попавшуюся одежду, чтобы накинуть ее сверху на голые плечи, Джафар вываливается их комнаты, чтобы почти сразу же вступить в чужую и застать своего короля на полу на груду одеял и подушек с гитарой в руке. Рядом стояли кувшин и стакан, в котором легко угадывалось вино. Впрочем, от зоркого взгляда Джафара не ускользнуло то, что на столе поодаль был и пустой кувшин, перевернутый на стол боком.
— Боже, Син, оставь ни в чем неповинный инструмент! Ты всех соседей перебудишь, — Джафар старался говорить шепотом, почти сразу же закрывая дверь, ведь Синбад снова провел пальцами по струнам.
Виновник и не думал откладывать гитару, обнимая ее крепко и нежно, словно это была невинная дева в его постели. Джафар чуть ли не зашипел, хватаясь за свои метательные ножи, которые всегда носил при себе, даже во время сна – так же одна из привычек. Синбад лишь тихо рассмеялся, все же откладывая гитару на постель, и взялся за стакан, пригубив большой глоток вина. Джафар все же опустил руки, но неодобрительно смотрел на то, с какой скоростью Синбад поглощает вино.
— По-моему, вам пора спать, ваше высочество.
Король Семи морей легко рассмеялся.
— Ты все так же строг, Джафар.
Синбад снова отпил немного вина, но на этом моменте терпение Джафара сошло на нет. Он резко выкинул руку вперед, пуская нож в полет, и тем самым выбил бокал из рук Синбада. Вино расплескалась по его халату, попав на незащищенные тканью участки кожи. Подняв взгляд, Синбад встретился с холодными глазами, выражающие все, что сейчас они думают об одном пьянице.
— Не смейте пить, когда у вас завтра важная встреча!
С этими словами Синбад ловко поднялся. Его улыбка лишь слегка поблекла под тяжелым взглядом зеленых глаз, но потом вновь расцвела. Он взялся за кувшин и отпил из него. Казалось, он одним глотком способен осушить его, но его не последовало. Вместо этого Синбад, не отпуская кувшин, приблизился в несколько шагов к Джафару, тем самым застав его врасплох. Схватив того за талию, он крепко прижал его к себе, впиваясь поцелуем в губы. По подбородку потекла красная жидкость. Джафар просто отказывался пить, тем более при таких обстоятельствах и манере. От Синбада разило вином, дымом и жаром; это смущало и невольно парализовало, словно яд. Чужая рука в этот момент забралась под накинутый сверху халат, от чего Джафар ахнул и таки выпил вино. Напиток был теплым и терпким и почти сразу разлился по всему телу зыблемым теплом. Синбад отпустил губы Джафара, но не его самого.
— Вино – лучший собеседник под покровом ночи. Ты обязан его выпить.
— Хватит нести ерунду, - Джафар буквально прошипел. Вся ситуация заставляла его нервничать, от чего интонация голоса перешла на ледяной тон.
— Видимо, тебя нужна еще одна дегустация.
Джафар аж задохнулся от такой наглости, а потому не сразу смог противиться второму поцелую, который нес в себе очередную порцию вина. От неудобного положения, которое казалось слишком интимным даже для пьяного Синбада, Джафар нервничал, а его сердце разгоняло кровь быстрее, а вместе с ним и алкоголь. Осознания слишком безнадежной ситуации пришло неожиданно четко, когда и халат спал с его плеч, и руки Синбада оказались не только на его талии, но и бедрах. Несмотря на то, что перед ним была не женщина, Син не останавливался. Он мог в пьяном виде приставать к любому представителю женского пола, но никак не к мужчине. Была такая смутная надежда, что это прекратится, как только Синбад ощутит, что перед ним не женщина во всех физических смыслах, но и она растаяла под натиском этих пьяных ласк. И Джафар действовал быстро, когда был на волосок от того, чтобы и самому упасть в этот пьяный и ничего не значащий разврат. Синбад умел развращать.
Это было опасно.
Ловкий пинок в живот, натяжение бардовых нитей и Синбад уже лежал на кровати, окутанный по рукам в своеобразных оковах. Джафар держал нити крепко и не мог поправить сползший вниз халат, что крайне его не устраивало. Он ощущал и видел, как Синбад окинул его взглядом. Его бледную кожу, где очень ярко были видны полоски шрамов, а так же заглянул в глаза. И этот взгляд был полностью трезвым и полностью отличался от того, что был пару минут назад. Джафар застыл. Этого хватило. Ему всегда это хватало. Синбад ловко сделал рывок руками, а ногами подсек Джафара. Он схватили его и прижал к кровати, словно дикий зверь. Хотя, кто из них двоих потерял рассудок? Тяжелое дыхание над ухом и острое ощущение горячей кожи рядом говорили о том, что явно не Джафар утратил последние капли разума.
— Ты не пьян, — наконец выговорила жертва всех этих обстоятельств.
— Нет, — просто ответил виновник.
Джафар нечего было на это сказать. Вот так просто признал? Получалось до боли комедийная ситуация, которая не несла в себе ничего хорошего. Джафар хотел было вновь схватиться за ножи, чтобы уж наверняка привести своего короля в чувство, но один единственный вопрос огорошил так, будто по голове ударили чем-то тяжелым:
— Ты боишься?
Синбад увидел ответ в ярких, жестоких глазах Джафара. Помимо уверенности и возмущения в них было что-то еще – тень неопределенности и простого незнания. Сам Джафар вряд ли это понимал, ибо почти не обращал внимание ни на противоположный пол, ни на свой возраст, когда тебе уже можно и нужно иметь жену и детей. Он не понимал этих ценностей. Нет, точнее видел и принимал эту ценность, но не в своей жизни. Навряд ли ему станет знакомо такое слово как «любовь». Не было даже желания понять и постигнуть суть этого чувства. Жестокое детство невольно ожесточило его сердце. Для него в жизни важна была лишь цель – всегда, но не он сам.
— Чего? Тебя? — Джафар все же нарушил тишину.
— Скорее, моего желания.
Эти слова прозвучали как пощечина. Джафар нахмурился, но, когда Синбад вновь наклонился, чтобы поцеловать, отвернулся. Новая попытка вырваться была безуспешна. В конце концов, этот человек его всегда побеждали. Вот и в этот раз, несмотря на то, что он сопротивлялся, чужие губы все же коснулись его, целуя шею. Синбад буквально впился, оставляя на этом месте багровый цвет. Джафар ощутил мурашки по всему телу; оно не привычно дрогнуло. И сейчас ему действительно стало страшно. Не потому, что его буквально в прямом смысле настойчиво соблазняли с помощью применения силы – Синбад не торопился приступить к делу. Скорее, страшила собственная реакция на подобные махинации.
Джафар был прекрасно осведомлен, как люди удовлетворяют друг друга, в том числе и в однополых отношениях. Просто пришлось узнать, будучи еще ребенком-убийцей. Каждый раз подглядывать и выяснять детали, шпионить и, в конце концов, убивать. И не факт, что ты застанешь жертву в самый подходящий или невинный момент. Вид жарких, потных тел, что буквально приклеились к друг другу, казалось двенадцатилетнему Джафару мерзким и противным. Чуть позже, после освобождения и добровольного служения Синбаду, Джафар как-то позабыл об этом. Пусть его тело, периодически, и требовало внимания, но это казалось чем-то механическим, секундным и неважным.
Как это впечатление отличалось от того, что происходило, когда чьи-то руки ласкают, а не собственные.
Джафар понимал, что ему это не нужно. Минутная вспышка и расслабленность чуть позже отдастся тяжелым грузом ненужных чувств. Он просто не знал, как быть, с каждой минутой все больше и больше расслабляясь. И Синбад этим воспользовался. Он отпустил руки Джафара и принялся уделять всему телу свое особое внимание. А через несколько минут они уже сидели чуть ли не друг на друге. Джафар просто оказался между ног Синбада, тогда как его собственные ноги сжимали чужой торс. Синбад уже избавился от ненужной одежды, а вот халат с Джафара сползал удивительно медленно. Будто это проносило одному извращенцу особое удовольствие. Следом за халатом пошли легкие штаны, которые и так были уже почти содраны до колен в приступе нежных ласк. И если Джафар видел Синбада полуголым много раз, как и вообще раздетым, то вот он сам крайне редко оголялся. Его всегда прикрывали слоя ткани, скрывая и шрамы, и бледность кожи.
Они не пытались стать ближе или тереться друг о друга. Прикоснувшись лбом ко лбу, Синбад сначала поцеловал, возобновляя ласки по груди, бокам, бедрам. Джафар не остался в накладе, впервые за вес время отвечая на поцелуй, проведя ладонями по плечам и ниже, по спине. Нельзя сказать, что ему не нравилась прелюдия, но и не сказать, что она восхищала его. Это казался слишком долгий процесс, полный издевательств, и лишь изредка попадались будоражащие моменты, когда ощущение страсти проносилось по всему телу, оставляя боль.
Синбад вновь повалил Джафара на кровать, раздвигая его ноги шире. И эта пытка длилась долго. Джафар ощущал дискомфорт с легкой неприязнью, а затем была боль. Поначалу она была терпимой, и ее можно было назвать приятной, а затем она шквалом обрушилась и вызывала не то полу стон, не то полу крик. Трудно было заметить, когда за болью пришло странное ощущение. Оно вызывало дрожь, и теперь тело не ломило от боли, а ломило от наслаждения от такой пытки. А Синбад был неумолим. Он словно сорвался с цепи, словно получил то, что так давно хотел. Джафар просто уступил, а затем сознание как-то само по себе ускользнуло. Потом пришел сон.
Утро встретило ярким солнцем, пением птиц и шумом с улицы. Кто-то уронил тяжелый предмет на камень. Джафар нехотя открыл глаза, ощущая себя так, словно с похмелья. Поначалу он подумал, что все ему приснилось, но он почти сразу узнал комнату и кровать, в которой находился. Также помимо этого был чуткий запах вина и перегара, что окончательно смыло надежду на простой кошмар. Джафар пошевелился и попытался сесть, но тело отдалось сначала тяжестью, а затем тупой, ноющей болью. Не сразу он смог, наконец, сесть, оглядываясь. В комнате был настоящий бардак, но не это пугало его. Время. Джафар успокоился через минуту, когда понял, что до встречи еще слишком рано. Одновременно с этим его схватили и потянули обратно вниз. Следом за этим последовал долгий поцелуй, который словно доказывал, что все произошедшее – не сон. Синбад проснулся.

---

Ни дня без...

Флешмоб: чиркаете в комментариях. Даю вам персонажа с которым вы у меня ассоциируетесь. Затем 14 дней постите в своем дневнике в записи под заголовком "ни дня без" фото/кадры/арты с этим персонажем.

От  Rina Dia - Рон Уизли
День первый.
Я люблю рыжих.

@темы: флэшмоб

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Эх, началось!

@темы: ФБ

---

Название: Имя тебе - тьма
Автор:  Oz Vessalius
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Хакурю
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: Хакурю проиграл восстание
Примечание/Предупреждения: ООС

Хакурю открыл глаза, снова увидев перед собой темноту. Картина на протяжение нескольких дней не менялась. Следом за тьмой показывался потолок. Тюремная камера не отличалось разнообразием и приятными цветами. Это бы погубило душу пленника сейчас, заставило бы сомневаться и вспомнить о простых радостях жизни. То, что он отринул от себя. Обыденность и серость не давали каким-то более глубинным чувствам прорваться. Пока не позволяли. Но ждать осталось недолго. Цена за предательство и мятеж одна: смерть.
Коэн медлил с тем, чтобы казнить своего брата. Он погряз в войне с Альянсом семи морей, которые объявили империю Ко агрессором, после того, как та отказалась вступать в альянс, да и вообще как-либо контактировать с представителями стран, что входили под покровительство Синбада. Коэн был в корне не согласен с тем виденьем мира и мирного существования, что навязывал ему и его стране альянс. И таким образом, невольно, новый император губил свою страну, предпочитая гордость жизни. Но Хакурю навряд ли это увидит, застанет и почувствует на себе.
В этой ситуации Хакурю проклинал свою слабость. Он думал, что смог чего-то достичь, что теперь может бороться за то, во что верит и что хочет добиться. Стоило исчезнуть Джудалу, а магой исчерпаться, как все вернулась на круги своя. Более сильные соперники повергли его, низринули с того места, куда он сумел собраться, обратно в пропасть. Впрочем, проклятия прекратились буквально через сутки. Хакурю просто не знал, что ему делать дальше. Об этом стоило подумать, но, проходили дни, а голова оставалась пуста. С тем телом, что у него есть сейчас, он все равно ничего не способен. Калека. Без обеих ног и одной руки, можно было только передвигаться по камере ползком, теряя с каждым рывком мышц ощутимые физические силы. Это казалось насмешкой над всеми усилиями, над всем трудом Хакурю. А он лишился всего лишь силы джинна.
В один из очередных дней, Хакурю казалось, что он сходит с ума. Обыденность не претила ему, больше всего давила неизвестность. Каждый раз, когда стражник приносил узнику еду, тот думал, что его поведут на эшафот, но каждый раз ничего не происходило. Его оставляли в клетке, словно надеясь, что тот сам сгниет заживо. Помимо всего прочего банальное и острое одиночество то и дело пронзало его при пробуждении и не оставляло до самой ночи, когда сон спасал его от реальности. Одиночество, как иглы, вонзались глубоко, постепенно проникая тонким лезвием до сердца. От чувств пришлось спасаться воспоминаниями, работой мысли. Каждый день Хакурю перебирал несколько языков, выговаривал их вслух, считал и пытался вспомнить цитаты из книг, а так же, пусть и одной рукой, но он пытался повторить те движения копья, что стали для него привычными.
В один момент Хакурю просто не выдержал и взвыл в голос. Ощущение своей беспомощности в тот день было острее и сильнее, чем прежде. Даже так, стражник не подошел к нему, чтобы узнать, в чем дело. Причина была до боли проста: хакурю не смог справиться с собственным телом, не удержался и опрокинул стакан воды, которой так жаждал. Он жутко хотел пить после дневного сна. Хакурю так и лежал на спине рядом с опрокинутым стаканом, закрыв рукой глаза.
- И что это значит – ты сдаешься? – Голос, что прозвучал во тьме, был спокойным и пренебрежительным с металлическими нотками отвращения. Знакомый до боли голос, который прозвучал слишком неожиданно.
Хакурю не поверил; внутри все замерло, а потом со свистом оборвалось. Это чувство напоминало страх, жуткий и липкий, но на деле было лишь удивление, смешанное с недоверием. И рука неуверенно и очень медленно сползла с лица, чтобы сквозь разноцветные круги перед глазами, увидеть силуэт перед деревянной решеткой. Знакомый до боли, до помутнения от переизбытка чувств. Бледная кожа стала серой, почти черной. Волосы, заплетенные в косу, казались хвостом скорпиона. Но вот красноту глаз тьма скрыть не смогла. Они словно блестели, привлекали взор к себе, и Хакурю не мог отвести от красных точек взгляд.
Но Джудал умер, сгинул туда, откуда нет пути назад в их мир. Так сказал Аладдин. Причин не верить юному маги не было, но сейчас? Что же происходило сейчас? Почему перед ним четко вырисовывался тот, кого здесь и не должно быть? Словно призрак. Да, душа, что не нашла покаяния и не вошла в бесконечный поток рух – можно ли считать эту душу неупокоенной и мертвой? Хакурю издал смешок, опрокинув голову, теперь как-то жадно всматриваясь за фантомом перед ним. Да, это всего лишь иллюзия и мираж.
- Хочешь сгнить здесь? Какое разочарование! – Джудал словно читал его мысли и врывался каждый раз в его поток, переворачивая его с ног на голову.
- Тебя здесь нет.
- И ты позволил себе опустить руки?
Раздался глухой стон со стороны камеры. Хакурю закрыл глаза. Он не понимал, почему нечто, что даже не находиться в реальности, поучает его. Тем более, что они оба лишь использовали друг друга для достижения своих целей. Джудалу нужен был тот, кто стал бы его оружием и пробивной силой. Хакурю стремился стать королем, стремился побороть ту несправедливость, что преследовала его с той трагедии несколько лет назад. Но что из этой истины, которая была известна ему до дыр, теперь? Что пытается сделать этот фантом? Сломить его окончательно? Его собственный мозг отказался бороться и теперь просто делает так, чтобы проще было сойти с ума в этих четырех стенах?
Хакурю снова посмотрел, точнее попытался разглядеть очертания своего маги. И снова узнал, увидел. Он помнил, на удивление так четко, изгибы тела, цвет одежды, и даже невольно в мозг забрались цвет косметики, что накладывал на себя Джудал. И все это вновь предстало перед ним. Вместе с этим в груди что-то заныло. Так было каждый раз, стоило лишь вспомнить что-то из того, что происходило там, снаружи этого подземелья во дворце. Но эта боль уже посещала его; именно тогда, когда небо поглотило Джудала, а потом выяснялась жестокая правда: не вернется, никогда. Горевать было некогда, да и не знал Хакурю, что такое горе. Казалось, что не знал, а сейчас понял, что ошибался.
- Ты собираешься последовать за мной?
Хакурю до боли всматривался в силуэт. Самая дурная привычка – жалеть себя. Самый глупый поступок – легко подарить свою жизнь смерти. В этом не то, чтобы смысла не было – это было так глупо, что вызывало приступ смеха. И Хакурю улыбнулся.
- У меня еще остались дела здесь, на этой земле.
И Джудал рассмеялся в ответ. И смех, словно осколки памяти, заставил вспомнить веселое, задорное лицо маги. Его походку и пренебрежение, а еще – слепую уверенность в себе в своем пути. Слепую, но не беспочвенную или неясную. И смех отдавался эхом в темнице, звучным и глубоким звуком. Так нужно смеяться над жизнью и неудачами, уверенно.
- Правильно, мой король. Слабость – отвратительное чувство.
Слова резонировали в душе, отзываясь на боль и на какую-то легкость. Почему-то стало даже легче дышать, а покалеченное тело теперь не казалось таким уродливым, каким было изначально. Хакурю перевернулся на живот и стал ползти к деревянной решетке, чтобы подойти ближе к той иллюзии, что сам же и создал. Несмотря на всю решимость, твердость, к которым привел его этот странный разговор, оставалось сильное, буквальное сумасшедшее желание дотронуться. И прежде, чем Хакурю успел поднять голову и всмотреться за пределы своей клетки, Джудал исчез. Он словно растворился во тьме, из который был соткан каждым своим существом.

Через два дня Рен Хакурю, мятежник и предатель, смог сбежать при помощи Аладдина и Моржаны из темницы, тем самым выжив. При этом стечении обстоятельств не сразу заметили пропажу сосуда джинна Загана.

Название: Глубокий пруд желаний
Автор:  Oz Vessalius
Размер: драббл
Пейринг/Персонажи: Джудал / Хакурю
Категория: слэш
Жанр: ER, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: Постепенно ничего не значимые отношения поднимаются на другой уровень
Примечание/Предупреждения: ООС

Хакурю наблюдал, как голубое небо поглощает крошечную фигурку. Джудал излишне поспешно, буквально сходу, покинул дворец, предупредив об этом лишь императора, кого и удостоил чести лицезреть, как его фигура, взмывая в воздух, удаляется от дворца. Тут было сложно не догадаться о причине столь резкой перемены настроения. Хакурю до конца не верилось, что его догадки вообще могут быть верны, впрочем, кому бы понравился тот факт, что дворец буквально оккупировали кандидатки в императрицы? И тем самым женской половины в этом здании скоро станет гораздо больше, чем мужской. И если бы только это было проблемой.
Помимо всего прочего, Хакурю погрузился в работу, если это можно было назвать так. Он изучал законы, размышлял над реформами и выслушивал всех своих министров и советчиков, а это уже могло занять по времени больше месяца. Государственные дела просто нуждались в новых законах и отмены старых. Один только устав о приготовлении девушки в брак чего стоил. Впрочем, заметив, что этот закон написала его мать, Хакурю с легкой совестью отменил его и назначил наказание тем, кто вздумал бы его применить. Дать возможность девушке смотреть на то, как кого-то насилуют – вот уж извращенный способ запугивания перед мужем, а не подготовка к брачной ночи.
В такие моменты Хакурю мало обращал внимание на то, что вокруг происходит. Это касалось каких-то мелочей: какого цвета у него сегодня одежда или какой чай ему заварили. А глубокой ночью, когда император добирался до покоев, но, наконец, понимал, как устал и буквально падал замертво, не удосужав даже раздеться. И так проходили дни за днями, пока не появились придворные дамы – дочери различных чиновников и генералов. Примерно в то же время Джудал начал себя очень нервно вести, буквально избегая дворца как храма. Вот это была уже пытка. Хакурю не привык к тому, чтобы его ограничивали, а тем более в том, чтобы видеть своего маги при себе. Раньше это было привычным делом, пока Хакурю не стал императором. Сожаления не было, лишь легкое недовольство, которое постепенно набирало ужасающие размеры.
В тот раннее утро Хакурю решил прогуляться по саду. Он проснулся слишком рано для праздничных дел, но вполне мог позволить себе отвлечься и, наконец, отдохнуть от духоты зала с министрами и от скопления дам во внешних садах дворца или в беседках. Он надел поверх своего белого халата лишь (цветную и теплую накидку), чтобы спустится в сад. Волосы остались не заплетенными, ниспадая на плечи, и казались угольно-черными. Солнце еще не успело взойти и осветить землю. Хакурю двигался в сумерках по коридорам, а затем и по тропе к заднему саду. Он был небольшим куском земли с гущей зелени. Из цветов здесь росли лишь жасмин – любимый цветок Хакуэй, а так лишь деревья да не цветущие кусты. Мелкий пруд виднелся недалеко от куста с жасмином. В воде плавало несколько карпов, а на поверхности лежали листья лотоса, но самих цветов не было видно.
Воздух обладал утренней свежестью и прохладной. Это было приятно. И Хакурю слегка задрал голову, прикрыв глаза, и спрятал руки в рукава, пытаясь сохранить то немногое тепло, что осталось у него со времени, как он покинул комнату. Небо было уже не черным, но и не приобрело еще нежный светлый оттенок. Серость лишь только-только спадала с небосклона, и звезды уже меркли в предстоящих лучах восходящего солнца. Из-за этого все цвета вокруг казались слишком темными, мрачными и таинственными. Зелень была окрашено в темную краску, а пруд казался бездной, ведущий на дно морское. А на фоне неба, очертания здания, растений казались причудливыми тенями в театре.
Это неясное чувство появилось неожиданно. Спокойствие исчезло. В следующий миг за его талию схватилась рука, но для того, чтобы проворно обнять. Хакурю резко метнул взгляд в сторону, почти сразу же ощущая тепло чужого тела. Джудал усмехался, сбрасывая капюшон плаща.
- Утренняя прогулка?
- Может быть. Ты быстро вернулся.
Джудал лишь кивнул, а Хакурю отвернулся, но пейзаж уже не интересовал его. Такое мирное, ледяное спокойствие было прервано неожиданным, но долгожданным возращением. Сожаления о нарушенном одиночестве не было. Было много вопросов, много возражений и укоров, но Хакурю молчал. Сейчас ему не хотелось об этом говорить, по крайне мере пока. Обида уже давно ушла, а на ее место пришла легкая тоска с приливом одиночества. В этом дворце было много людей, но не было того, кто мог спокойно его выслушать.
Как так получилось, что он так привязался к одному единственному человеку?
- Не против? – Джудал вместе с этими словами коснулся губами скул, а затем укусил за ухо.
Хакурю лишь вздохнул, прикрывая глаза и всматриваясь в дно пруда. Оно оставалось таким же черным и непроглядным.
- Нет, делай, что хочешь.
Хакурю услышал легкий смешок, а затем почувствовал, как чужие руки легко задрали его халат, лаская бедро. Тело невольно встрепенулось, а Хакурю удивленно взглянул на Джудала. В таком месте?.. Но взгляд наткнулся на по-настоящему хитрое выражение лица.
- Кажется, я обделял его Величество вниманием?..
Хакурю мстительно повернулся и впился поцелуем в губы, уязвленный столь четким описанием ситуации. И был тут же повержен. На землю. Спина довольно ощутима ударилась об землю, а дыхание на миг перехватило. И Хакурю не остался в долгу после подножки. Нелепая возня и борьба лишила их по одному элементу одежды: Хакурю верхней накидки, а Джудала плаща. Итог был очевиден, победил, но в последний миг Джудал решил это прекратить, поцеловав чужие губы и сразу же глубоко, властно. И на этом борьба сошла на нет, уступая место более жарким ласкам, тихим смешкам и стонам. В который раз Хакурю почти сразу ощутил, как пальцы провели по его длинному шраму. В ответ на такие ласки можно было отвечать не менее пылко, порой отбирая инициативу в свои руки. Прелюдии не были их любимым занятием, но не в этот раз. От чего-то жадность до чужого прикосновения возымела все мысленные пределы, преграждая путь грубому и быстрому соитию. И Джудал не возражал, а принимал правила этой новой игры, а Хакурю было уже не важно.
Когда пелена страсти покинула тело, оставляя после себя приятную усталость, Хакурю только заметил, что они были не одни. Из-за листьев жасмина за ним наблюдала пара темных карих глаз, похожим больше на блюдца. Толком ничего Хакурю рассмотреть не сумел, как глаза исчезли, а вслед за ними понеслось яркое розовое пятно. Вместе с этим Джудал снова навалился на него, кусая за шею, успевая оставить ярких красный след прежде, чем Хакурю спохватился. Встретив хмурый взгляд, маги рассмеялся.
- Зато дворец перестанет казаться борделем для благородных дам.
- Доиграешься.
Джудал лишь фыркнул, отстранился и стал расплетать косу, успевшую изрядно запутаться и прихватить с собой пару травинок. Он чувствовал себя вполне комфортно обнажено на свежем воздухе и в открытом саду. Хакурю лишь вздохнул в ответ, пытаясь привести себя в порядок, поправляя одежду, которая держалась на нем благодаря тому, что рука так и осталась продета в один левый рукав. Когда оставалось только завязать пояс, Хакурю оглянулся. Джудал пытался заплести косу, но не преуспел в этом успеха. Как-то сам получилось, что руки потянулись помочь. Хакурю сел, спокойно собирая волосы в несложную прическу. Джудал сидел тихо. Он вообще выглядел каким-то задумчивым, уже не таким взбалмошным и уверенным.
- В следующий раз предупреждай, когда надумаешь давать концерт посторонним глазам.
- Но ты и так бесподобно справился со своей ролью.
- А перед министрами я тоже должен стонать? – Хакурю довольно ощутимо дернул за прядь волос.
- Ай! Да понял я.
Коса была успешно заплетена. Хакурю не отпустил ее, хотя Джудал подобрал одежду, с явным намереньем наконец одеться. Только когда он ощутил напряжение волос, оглянулся с явно неодобрительным взглядом. Хакурю же, оперившись подбородком о руку, только на первый взгляд скучающие за ним наблюдал. Приятно было наблюдать за гибким и ловким телом, тем более после того ощущения, что это тело подарило.
- Ты из-за этого был таким нежным?
Джудал, наконец, снова улыбнулся, одергивая косу, которая легко выскользнула из чужих пальцев. Он довольно ловким и простым движением надел на себя штаны. И Хакурю который раз смог убедиться, что попадает в ловушку этого человека довольно легко. Откуда же тогда появилось у Джудала это выражение, словно его похвалили?
- То есть тебя волнует только это?
Вопрос огорошил, а сам виновник и был таков, оставляя Хакурю с пониманием, что он сам только что позволил и признал то, что между ними происходит на всю империю. А связь оказалась проста: наглый жрец не получил нагоняй за то, что позволил кому-то наблюдать за происходящим безобразием. Именно позволил, словно это было частью его плана.

@темы: Нечто, что можно назвать моим творением, Фанфики

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра